ЭТНОГЕНЕЗ И ЭТНОСЫ

В трактате Л. Гумилева «Из истории Евразии» говорится о связи ис¬тории природы и истории общества. Научную основу теории подтверждают исследовательские и теоретические изыскания основоположника гелиобиологии А. Чижевского, который в «Физических факторах исторического процесса» доказывает зависимость биологической и социальной жизни на Земле от пульса Космоса. Он показал зависимость массовых всплесков нервно-психических и сердечно-сосудистых заболеваний у людей от периодических циклов активности Солнца.

• Самосознание этноса, его традиции, сам дух
• с исконной территорией проживания. Ландшафт ареала расселения и повлиял на сознание этноса. Поэтому понятие родина и жизнь этноса были воедино связаны.
• Кочевники в истории и культуре человеческого общества, как впрочем любой этнос или суперэтнос, играли особую оригинальную роль. Именно оригинальность долгое время не рассматривалась исследователями, отчего и появились «легенды» об отсутствии культуры среди кочевников. Однако как «нет этноса без культуры, так не может быть культуры без этноса».

Несомненно, что концепция А. Чижевского строится на идее диалек-тического единства всего сущего. Им утверждается, что магнитные возмущения на солнце могут серьезно сказываться на состоянии здоровья политических лидеров, что, несомненно, влияет на внеш-неполитический климат как отдельно взятого государства, так и планеты в целом. Подобные проявления особенно опасны в условиях тоталитар-ных политических режимов, так как «...если во главе государства стоят аморальные или психологически ущербные личности, их патологические реакции на космические возмущения могут привести к не предсказуемым и трагическим последствиям для народов своих стран и для всего человечества в условиях, когда многие страны обладают мощным оружием уничтожения» |1, 283].
А. Чижевский также утверждает, что солнце существенно влияет не только на физические и биологические процессы на земле, но и на общественные. Такие социальные катаклизмы, как революции, перевороты, бунты, войны, во многом определяются, по мнению ученого, активностью солнца. Его подсчеты показывают, что во время минимальной активности светила наблюдается минимум массовых социальных движений — всего 5%, а в период пика активности их число достигает 60%.
Если же продолжить изложение теории этногенеза, то Л. Гумилев исследует влияние биосферы не на все социальные явления. Он усматривает прямую зависимость этногенеза от географичес¬кой среды. В свою очередь, эта среда является фрагментом биосферы Земли, которая входит в состав Солнечной системы. При этом человек и общество, яв-ляясь составной частью Вселенной, существуют в общей цепи иерархической совместимости микромира (человека) с макромиром (космосом). Согласно J1. Гумилеву, возникновение и дальнейшее развитие этносов зависит от многих природных, в том числе и космических, факторов, к коим можно отнести солнечную активность, магнитные поля, протуберанцы, пятна и факелы на поверхности солнца. Развитие этносов определяется наличием в них особых личнос¬тей, которые обладают сверхэнергией, непреодолимым стремлением к намечен¬ной цели - пассионариями. По его мне¬нию, главные исторические события в жизни отдельных этносов определяются активностью и деятельностью пассионариев, которые путем пассионарной индукции оказывают влияние на массы. Активность и деятельность пассионариев тесно связаны с ландшафтом, историческим временем и космическими процессами и факторами.


Сам этногенез им определяется как «природный процесс, флюктуация биохимической энергии живого вещества биосферы» [2, 1311. При этом этногенез необратим как все процессы биосферы. Возникает он вследствие природных явлений, «ведет себя подобно термодина-мической системе, сначала расширяя ареал, а потом постепенно теряя силу первоначального импульса — «толчка» и сливаясь с окружающей средой в подвижном равновесии — гомеостазе» [3,48].
Для Л. Гумилева этногенез - процесс энергетический, так как это вспышка биохимической энергии людей отдельного этноса как части биосферы или энергетический подъем этноса. Такая энергетическая вспышка характеризуется ученым как пассионарный толчок, такое же природное явление, как засуха или наводнение. То есть, являясь порож-дением природной стихии, пассионарный толчок сам является ее частью.
Таким образом, согласно Л. Гумилеву, если процесс этногенеза зарождается и находится под прямым влиянием энергетических процессов (запас, количество, качество, расходование и пр.), следовательно, он тоже природный: «...этногенез — природный процесс, происходящий в биосфере постоянно» [3, 144].
Пассионарная вспышка необходима для становления новых этносов. Источник же энергии поступает извне, из самой биосферы и используется людьми на бессознательном уровне. При этом возрастают активность и жизненная сила формирующегося этноса, его напористость, боеспособность, мобильность и пр. Источник роста природной активно-сти, вызывающей пассионарность, по признанию самого Л. Гумилева, есть «природные явления, пока еще не выясненные до конца» [3, 129].
Этногенезы пережиты всеми народами. Однако особенность евразийской пассионарности заключается именно в отличительных свойствах ландшафта Великой степи, периодически порождающих подъем энергетики биосферы, вызывающей активность процессов эт-ногенеза на огромной территории: увеличение мобильности новых этносов в поисках новых территорий для пастбищ и мест расселения.
Вместе с тем концепции Л. Гумилева чужд географический детерминизм. Ведь если ландшафт обладает значительной устойчивостью в своей длительной неизменности, то в историческом времени не возникло бы никаких изменений, не появилось бы новых народов. Однако процесс этногенезов беспрерывен в условиях относительно стабильной геогра-фической среды (ландшафта). Источник этногенеза — энергетика, порождаемая самой биосферой, движущая активность нового или возрождающегося этноса. Если окружающий нас мир материален, то энергия — одна из разновидностей тонких материй.
Этим самым концепция Л. Гумилева о возникновении и развитии этносов отличается от идеалистического подхода Г. Гегеля к развитию этносов как материализации замысла Мирового Духа. Здесь, к примеру, можно вспомнить метафизическую идею Г. Гегеля о свободе как ярко выраженной идеи мировой истории: «Свобода является сама в себе целью, которая реализуется и является единственной целью духа. Мировая история была направлена к этой окончательной цели, которой на протяжении многих веков приносятся жертвы на алтаре мира... Всемирная история есть про¬гресс в сознании свободы» [4, 19]. Если мобильность этноса порождена и движима энергиями биосферы, то не остается места идеалистическому представлению об истории общества. Единственное, что смущает в теории J1. Гумилева, так это то, каков источник роста энергетической активности биосферы, какие внутренние законы развития заставляют поднимать уровень энергетики биосферы, бессозна¬тельно используемой людьми в процессе этногенеза.
Наконец, является ли процесс этногенеза полностью явлением природным? Как пишет сам J1. Гумилев, «этногенез — природный процесс, происходящий в биосфере постоянно, ибо это способ жизни homo sapiens»[2, 144]. Человек, впрочем, как и сам этнос, является неотъемлемой частью биосферы, откуда мы получаем столь необходимую энергию для своего развития и существо¬вания. Однако процесс формирования и развития этноса происходит в социаль¬ной среде. Биосфера является средой существования социума. Если этногенез целиком свести к природному, то не получится ли так, что формирование этно¬са как процесса образования нового вида человеческого рода будет подобно ви¬дообразованию в животном мире?
Этногенез происходит в рамках культуры, сопровождается образованием и использованием языка, появлением и развитием изобразительного и декоративного искусства, литературы, религиозных представлений и учений. Перечисленное, несомненно, является артефак-тами культуры, не встречаемыми в природном состоянии. Если, согласно J1. Уайту, «культура — это особая область действительности, присущая лишь человеческому обществу и имеющая свои собственные законы функционирования и развития, а функциональным признаком людей, отличающим их от животных, является символ» [5, 18], а культу¬ра этноса — это явление социальное, то логично было бы определять этногенез как явление социального порядка.
Культуру J1. Гумилев определяет как сферу, где происходит остывание первоначального пассионарного взрыва. В предметах культуры и прежде всего в искусстве происходит кристаллизация былых деяний. Поэтому искусство им рассматривается как «кристаллизация той же самой энергии живого вещества биосферы, причем оно выводит свои шедевры из цикла рождения — старости смерти и хранит ненарушенными формы, уже не под-властные всеразрушающему времени» [2, 170]. Искусство определяется им как мост между живой и неживой, и даже искусственной приро¬дой, как средство, благодаря которому происходит анализ культуры; красота, заключенная в предметах и шедеврах искусства, взаимодействуете человеком так же, как история этническая с историей культуры.
Л. Гумилев выделяет значение искус¬ства в межэтнических контактах в силу избирательности и предпочтения людь¬ми в средствах, способах и формах выражения красоты: «Предметы искусства, - пишет он, — формируют вкусы, а следовательно, и симпатии членов этноса при постоянно возникающих контактах. Отсюда идут разнообразные заимствования, что либо усиливает межэтнические контакты, либо, при отрицательной комплиментарное™, ослабляет их» [2, 151]. Однако необходимо повторить, что для Л. Гумилева этногенез — явление при-родного порядка, а культура, как впрочем и искусство, это лишь кристаллизация энергии биосферы.
Философское содержание «Из исто¬рии Евразии» Л. Гумилева содержится в пространственно-временных характери¬стиках и аспектах, применяемых к процессу этногенеза. Этногенез невозможен, по мнению автора, вне пространственно-временных измерений. Так, каждый этнос имеет свой возраст, воз¬растные этапы (как, например, пассио¬нарную молодость, зрелую старость, стремящуюся к покою и стабильности, увядание, сопутствуемое стагнацией,и т. д.). Кризис культуры, по J1. Гумилеву, представляет собой не гибель ее, а ж смену этнической доминанты и стереотипа поведения. В такую эпоху этнос В живет инерцией былого взлета и кристаллизирует ее в памятники искусства, что исследователи могут характеризовать как период возрождений.
Таковым периодом «смены этничес кой доминанты и стереотипа поведения» можно характеризовать итальянский Ренессанс, когда страна настолько ослабла, что стала объектом завоеваний У соседних государств, но в этот период творило несколько десятков гуманистов. То есть
в период старости этноса исчезают личности пассионарные, но возникают личности трудолюбивые и даже гениальные, которые вытесняют былой х взлет и славу этноса в памятники искусства, науку и литературу. Почему хун- ны смогли противостоять династии Хань? Л. Гумилев объясняет это также возрастом этноса: если хунны III—I вв. У до н. э. были молодым этносом, то есть находились в стадии подъема и обладали пассионарной энергией, то Хань пребывали в фазе угасающей инерции.
Категория времени применяется также Л. Гумилевым и при рассмотрении; проблемы сменяемости, чередования подъемов этносов (снижения или повышения энергетического уровня этносов).
Речь идет о сменяемости «цвета времени», о чем писал Ли Шиминю в VII веке: «В древности при Ханьской династии, хунны были сильны, а Китай слаб. Ныне Китай силен, а северные варвары слабы» [6,175]. В разное время оба этноса пере¬жили период пассионарного напряжения и оба сгорели в периоды пассионарного «перегрева» или перерыва, когда дает о себе знать избыточная энергия, сопро¬вождаемая междоусобными войнами и расколом этноса.
Понятие времени применяется Гумилевым при рассмотрении так называемой акматической фазы или фазы высшего подъема энергетического напряжения этноса, с чем связывается увеличение количества событий на единицу време¬ни, при этом процесс этногенеза далеко не всегда полезен самому этносу. В пример можно привести хуннов периода се¬редины I — середины II веков до н. э., когда за столь короткий исторический промежуток они успели устоять в неравной борьбе с Китаем и в то же время утратили единство этноса и исконную территорию — Монгольскую степь, захваченную сяньбийцами (древние монго¬лы). Таким образом, рассматривая развитие этносов во времени, Л. Гумилев к этногенезу применяет дискретный подход, диктующий, что процессы развития народов имеют начало и конец, то есть существуют во временном измерении.
Пространственные характеристики как важнейшая философская категория занимают особое место в труде «Из истории Евразии» Л. Гумилева. Сам процесс этногенеза на территории Евразии связывается с точным определением пространства его прохождения. Исследуемые автором события и процессы многовековой истории формирования и развития этносов связываются как с определенным общим регионом, так и от¬дельными районами расселения и перемещения евразийских этносов.
Прежде всего необходимо отметить, какой регион континента Л. Гумилев определяет как Евразия. Именно середина континента, его западная (Россия) и восточная (Монголия) окраины и тер¬ритория между ними; они «имеют общие черты, точнее, свою специфику культуры, которая резко отличает этот регион и от «Запада» и от «Востока» [2, 125]. Отличие заключается в характере народов, населяющих данный регион. Дух или характер народов, населяющих срединную часть континента Евразии, со-гласно Л. Гумилеву, определяется сходством ландшафтов. Этот же характер народов Евразии позволил им составить самостоятельный регион развития ис¬кусства, идеологии, экономики, сыграв¬ший свою роль в противостоянии Востока и Запада. Тот факт, что Европа не стала частью Китая, что могло случиться в I веке н. э. (ханьская агрессия), Л. Гумилев определяет как заслугу хуннов.
Естественное возникновение этносов Jl. Гумилев связывает с ландшафтом, который определяет соответственный дух народа, отечественную традицию.
Смена ландшафта определяется автором как лишение себя родины, что неминуемо влечет за собой необходимость более малочисленного переселившегося этноса считаться с соседями, которые находятся на своей исторической территории, с необходимостью учиться у них, перенимать чужой опыт («Со своим уставом в чужой монастырь не идут»). Это ведет к утрате отечественной традиции и впоследствии к возможному распаду эт-носа. В трактате приводится описание распада этноса табгачи, родственного тунгусам и завоевавшего хуннские государства в V веке. Табгачи, сменив ландшафт, этим самым лишили себя родины, а вместе с ней отечественной традиции. Сумев оставить только социальную систему и военную машину, табгачи сохранили их до тех пор, пока в эти человеческие изобретения поступала энергия природы (не совсем растраченная на войны энергия этноса), что продолжалось до VI века, после чего этнос распался.
Самосознание этноса, его традиции, сам дух народа связывались с исконной территорией проживания. Ландшафт ареала расселения и повлиял на сознание этноса. Поэтому понятие родина и жизнь этноса были воедино связаны. Неудивительно, что когда во II веке до н. э. хунны были вытеснены китайцами со склонов Иньшаня и Алашаня, то, согласно их источникам, «хунны, утеряв эти земли, плакали, когда проезжали мимо этих гор» [2, 148]. В то же время, согласно Л. Гумилеву, не географический фактор детерминирует в развитии этноса, а уровень его энергетики. Ланд-шафт прежде всего влияет на формирование у этноса духовной традиции, но ее сохранение, развитие и продолжение определяется наличием и количеством пассионарности этноса. То есть, как указывает он, «ландшафт тут ни при чем» [2, 127].
Процесс этногенеза народов Вели¬кой степи, несмотря на кажущуюся патриархальную застойность в силу не- техногенности кочевого способа производства («овца ходит по степи и ест траву, а собака овцу охраняет. Лучше не придумать. И, значит, нужен не прогресс, а застой» [2, 128]), на самом деле не был застойным. Более того, он был не менее бурным, чем в земледельчес¬ких районах как Запада, так и Востока. Л. Гумилев отрицает неспособность кочевников к восприятию культуры и творчества. Он считает, что кочевники в истории и культуре человеческого общества, как впрочем любой этнос или суперэтнос, играли особую оригинальную роль. Именно оригинальность долгое время не рассматривалась ис-следователями, отчего и появились «легенды» об отсутствии культуры среди кочевников. Однако как «нет этноса без культуры, так не может быть культуры без этноса» [2, 133].
Таким образом, в учении Гумилева об этногенезе прослеживается основательная и интересная философско-мировоз- зренческая основа, заключающаяся как в пространственно-временных аспектах этногенеза, критике географического детерминизма, так и в анализе артефактов культуры как кристаллизации этно- генных процессов. 

Р. ОМАРГАЗИН, и. о. доцента кафедры философии и социологии ЕНУ им. JI. Гумилева

ЛИТЕРАТУРА
1. Лавриненко В. Н., Ратников В. П. Философия. М., Культура и спорт. Издательское объединение «ЮНИТИ», 1999, 584 с.
2. Гумилев Л. Н. Из истории Евразии. Евразия, 2001, № 2. Алматы, Атамура, 2001, с. 123—170.
3. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера. Природа, 1970, № 1, с. 46—55.
4. Гегель Г. В. Ф. Сочинения в 14-ти т. М.-Л., 1929-1959, т. 8, с. 19.
5. История и культурология. Под ред. Шишовой Н. В. М., Логос, 1999, 366 с.
6. Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М., 1965.